Развитие современной палеодемографии

Обзор современной палеодемографии — задача очень сложная. Трудность синтетического анализа данных по современной палеодемографии определяется не столько нынешним прискорбным дефицитом информации о развитии любой области исследований за рубежом, сколько необходимостью в краткой сводке, охватывающей работы не более 5—7-летней давности, дать представление о палеодемографии как о науке. Автор не раскроет тайны, сказав, что сегодня подавляющее большинство русскоязычных археологов и антропологов не только не могут эффективно использовать достижения палеодемографии, но и вряд ли вообще представляют себе предмет, метод и фактические достижения этой науки. За исключением очень небольшого числа исследователей, которые действительно освоили методики современной палеодемографии, большая часть специалистов прерогативу палеодемографии видит в успешном определении среднего возраста смерти для каждого отдельно взятого могильника, и, как правило, не более того.

Палеодемография — давно не метод анализа археологических и палеоантро-пологических данных. Выйдя на арену современных исследований немногим более 20 лет назад, палеодемография испытала столь бурный и стремительный скачок в развитии, что на сегодняшний день она имеет полное право именоваться отдельной научной дисциплиной. Количество работ, посвященных методическим подходам и анализу фактологического материала, огромно. Именно поэтому столь сложна задача описания достижений пятилетней давности в науке, о которой у нас практически нет никакого представления. В данной работе автор постарается по возможности подробно изложить основные понятия, методические поиски, а также результаты разрешения фундаментальных теоретических проблем палеодемографии через анализ четырех-пяти обзорных работ, появившихся в печати за период 1985—1992 гг., а также процитировать как можно более подробно работы, касающиеся частных методических разработок наших зарубежных коллег-палеодемографов примерно за тот же период времени.



Палеодемография прежде всего используется для оценки степени приспособленности популяции и общей характеристики ее статуса. Палеодемографический метод изучения остеологических серий, пожалуй, наиболее четко теоретически обоснован и досконально продуман методически. На современном уровне развития научных представлений об антропоэкологии палеопопуляций палеодемография является одним из ведущих приемов в системе палеоэкологического исследования. Так, в схеме, предложенной А. Гудмэном и др. в 1984 г. и детально разработанной А. Гудмэном и др. в большой работе 1989 г., в качестве маркеров генерализованного и кумулятивного стресса предлагается использовать дифференцированные по полу и возрасту показатели смертности. Смертность как генерализованный показатель благополучия/неблагополучия палеопопуляций отражает неспецифическую реакцию группы на внешние стимулы. Как кумулятивный показатель она демонстрирует суммированное влияние длительного стресса на протяжении большого периода жизни индивидуумов в группе, в отличие от показателей эпизодического стресса, более точно и четко фиксирующих время появления и характер влияния стрессового фактора.

С первых же попыток палеодемографических реконструкций отчетливыми стали как основные пути развития палеодемографии, так и ее глобальные проблемы и методические несовершенства.

Попробуем кратко охарактеризовать историю развития идей в палеодемографии, опираясь на обширные обзорные работы последних 5 лет, специально посвященные палеодемографии как отдельной науке. Из русскоязычных обзоров можно указать на вводные части к статьям, среди специальных сводок, вышедших за последние 5 лет в зарубежной палеоантропологии внимания заслуживает работа. Очень краткой, но информационно насыщенной является обзорная глава в работе.

Так же как в обзорной главе А. Гудмэна и др., в статье Т. И. Алексеевой и В. Н. Федосовой обзору палеодемографических работ, кратко характеризующему историю этой молодой науки, отведено место предисловия. Однако, видимо, в связи с тем, что подобный обзор выходил на русском языке впервые, объем его куда больше, чем в цитированной американской работе. В данной русскоязычной статье четко характеризуются все понятия и определяются все методические тонкости палеодемографии.

Палеодемография возникла как раздел демографии, использующий для построения модельных таблиц дожития (таблиц смертности) традиционные для палеоантропологии результаты определения пола и возраста погребенных.

Базисными понятиями для палеодемографии, разработанными на основе популяционной теории, являются понятия стационарной и стабильной популяций. Основным инструментом и одновременно методом исследований являются так называемые таблицы дожития (таблицы смертности). Авторы указанного русского обзора совершенно справедливо заостряют внимание на правомерности термина «популяция» в отношении реконструкций, производимых на основе скелетных серий. Понятие «палеопопуляция» несопоставимо с аналогами этого определения для современного населения. В отличие от «живой» популяции, представление о палеопопуляции складывается на основании размеров могильника, состава погребального инвентаря, конструкции погребений, антропологических характеристик, свидетельствующих о родстве. Под палеопопуляцией подразумевается реальное число захороненных в могильнике, раскопанном полностью.

К. М. Вейс, оценивая представительность материалов, лежащих в основе построения таблиц дожития, приходит к выводу о прямой необходимости принять некоторые допущения. Он утверждает, что остеологическая серия (также, как и перепись) является представлением о средней популяции — такой, которая характеризует выборку из гипотетической идеальной популяции. Вместе с другими подобными случайными выборками она дает половозрастное распределение, соответствующее модели идеальной гипотетической популяции. Без этого кардинального допущения все палеодемографические реконструкции теряют смысл.

Стационарная палеопопуляция — модель, в которой скорость роста приравнена к 0. Стабильная палеопопуляция характеризуется постоянством величины скорости роста (отрицательной или положительной, т. е. прироста или убыли). Безусловно, это модельные характеристики, как и само понятие «палеопопуляция». Однако палеодемотрафы с легкостью решились на априорное моделирование популяционных характеристик — основанием для такого решения послужило единство механизма, регулирующего рождаемость и смертность внутри вида Homo sapiens.

Стабильная популяция до сих пор остается в большей мере предметом исследования демографии, хотя в палеодемографии постоянно изобретаются приемы анализа скоростей роста палеопопуляции за счет учета мигрантных потоков, дифференцированного анализа рождаемости/смертности и т. п. Однако единой методики, как указывают авторы указанного обзора, пока нет. До сих пор большинство исследователей-палеодемографов, приступая к составлению таблиц дожития, оговаривают стационарность палеопопуляции.

Из приведенной в работе Т. И. Алексеевой и В. Н. Федосовой характеристики фундаментальных понятий палеодемографии вполне очевидны основные направления дискуссии, отшумевших в конце 70-х — начале 80-х годов и время от времени вспыхивающих в современных исследованиях. Авторы обзора в качестве основных дискуссионных проблем указывают на проблему качества палеоантропологических данных. Первое требование, обеспечивающее высокое качество палеодемографических реконструкций,— полностью раскопанный могильник. Второе требование — полная сохранность информации о численном составе погребенных разных возрастных классов. Неудовлетворительное качество палеоантропологической серии, подвергаемой демографическому анализу, зачастую определяется недоучетом младенческих и детских материалов. Однако в результате моделирования разнообразных вариантов одной и той же палеопопуляции с переменной представительностью класса детей было показано, что недоучет количества детской части выборки значимо влияет только на демографические параметры этого возрастного класса — остальная часть таблицы дожития практически не меняется. Самым существенным образом искажается показатель продолжительности предстоящей жизни при рождении. Во избежание недоразумений, связанных с возможной деформацией этого параметра, многие исследователи предпочитают пользоваться показателем — продолжительностью предстоящей жизни взрослого населения. Активные поиски решения проблемы недостаточной представительности младенческих и детских материалов — одна из ведущих дискуссионных тем в палеодемографии. Анализ зарубежной литературы за последние 30 лет, связанной с разработкой этой проблематики, приводится в обзорной части работы Г. П. Романовой, некоторые более поздние англоязычные работы цитируются в статье Т. И. Алексеевой и В. Н. Федосовой.



Другая, не менее важная проблема, связанная с качеством палеоантропологических данных,— это малый объем выборочных данных. При полностью раскопанном могильнике это один из генераторов нежелательных «фоновых шумов», трансформирующих таблицы дожития. Однако в специальных работах было показано, что «фоновые шумы» в таблицах дожития — в большей степени следствие несовершенной методики аналитической обработки данных, нежели недостаточности данных как таковой.

В работе А. Гудмэна и др, как и в ранее цитированных исследованиях, авторы выделяют два рода методологических проблем, вызвавших шквал критики: во-первых, качество данных, применяемых для построения таблиц дожития, во-вторых, сам характер использования таблиц дожития в палеодемографии. В аналитическом обзоре А. Гудмэна и др. приводится краткая история дискуссии по данным двум проблемам, с цитированием основных работ, аргументированно выступавших в качестве дискутирующих сторон. В частности, указывается, что придирчивое отношение к качеству палеоантропологических определений возраста и пола погребенных было снято само собой в результате развития многофакторных методов диагностики. Гораздо серьезнее оказались проблемы, связанные с использованием таблиц дожития. Насколько адекватно таблица дожития, составленная по показателям, полученным на основе анализа остеологической серии, отражает реальную структуру популяции? Этот вопрос, проблема общей репрезентативности данных, проблема недоучета числа погребенных некоторых возрастных классов, проблема «шумов», вызванных резкими флуктуациями численности древнего населения, проблема оценки роста (убыли) палеопопуляции и спектра возможностей таблиц дожития в данной ситуации — список проблем далеко не полный, однако он, как полагают авторы обзорной главы в работе, уже может дать представление о глубине и емкости теоретических разработок, связанных с таблицами дожития. Однако при этом авторы указывают, что все ограничения палеодемографического анализа остеологических серий — явления чисто практического порядка и вполне разрешимы в ходе работы над материалом.

Аналогичный обзор истории развития палеодемографии и анализ современного состояния палеодемографических исследований проведен в работе. Успешная палеодемографическая реконструкция возможна при наличии полной остеологической серии, при знании хронологии (длительности захоронения, дифференциации горизонтов) и характера захоронения (поселения, военные захоронения, монастыри и т. п.). В качестве методических рекомендаций для палеодемографических исследований автор предлагает следующее. Если отсутствует хронологическая дифференциация материала, то лучше применять модель стационарной палеопопуляции; интерпретация палеодемографических данных должна предусматривать возможные колебания структуры палеопопуляции; при сопоставлении большого количества палеопопуляции необходим тщательный методический контроль сравниваемых данных — в противном случае возможны ошибки, связанные с деформацией данных из-за методических расхождений; нельзя использовать таблицу дожития для реконструкции реального состава популяции; при вычислении «недостающего» количества детей необходимо использовать природные и исторические сведения о местных условиях жизни; нельзя интерпретировать структуру смертности, используя абсолютную высоту кривой, так как возможен дефицит детей и взрослых с неустановленным возрастом смерти; в качестве характеристики серии можно рассматривать характер поведения кривой смертности.

Не столь категоричны Я. Пёнтек и А. Вебер. Современная практика половозрастного определения позволяет получать результаты высокой степени надежности. Более того, постоянно происходит развитие и совершенствование многофакторного подхода к определению пола и возраста. Что касается дефектов реконструкции реальных популяционных показателей на основе таблиц дожития, то так вопрос не должен ставиться вообще. Таблицы дожития не дают представления о реальной лтопуляции — они дают представления о моделях. Авторы придерживаются широко распространенной точки зрения на модельность реконструкций, основанных на таблицах дожития, поэтому, по их мнению, сопоставления палеодемографических данных с «реальной» демографией просто неправомерны — слишком различаются подходы к исследованию древнего и современного населения.

В рамках палеодемографического исследования материала реальной является оценка биологического статуса палеопопуляции, основанная на анализе реконструктивных показателей смертности и дифференциальной плодовитости. Такая оценка позволяет сравнивать адаптивную «эффективность» стратегий выживания групп, принадлежащих различным культурным и социальным системам. Сравнения возможны на различных уровнях: микроэволюционном, культурно-хронологическом (в пределах разных хронологических периодов), территориально-географическом (в пределах одного хронологического периода).

Выступления в защиту «рациональной» палеодемографии, к которым можно причислить работу Я. Пёнтека и А. Вебера, являются отголосками отшумевшей дискуссии относительно существования палеодемографии как науки, начатой французскими антропологами Ж.-П. Боке-Аппелем и К. Массе в 1982 г. и продолженной ими же и американскими авторами Д. Ван-Джервеном и Дж. Армелагосом в ряде публикаций 80-х годов (подробности дискуссии детально изложены в любом из вышеперечисленных обзоров).

Реакцией на эту дискуссию можно считать большинство палеодемографических работ, посвященных методическим подходам к восстановлению половозрастной структуры популяций. Чтобы дать представление об этом направлении палеодемографических исследований, остановимся подробнее на некоторых работах.

Версия проверки половой структуры популяций предлагается в работе Мейндла и др. Анализ определений пола по скелетам 100 взрослых индивидов (в качестве половых определителей выступали череп и таз) позволил выяснить, что у женщин половые особенности выражены намного сильнее, чем у мужчин. Мужчины гораздо чаще ошибочно диагностируются как женщины, но не наоборот. Авторы заключают, что отмеченный ранее численный перевес мужчин над женщинами во многих древних популяциях в действительности мог быть еще больше.

Любопытные ассоциации с вышеприведенным исследованием возникают при знакомстве с работами, посвященными анализу смертности от случайных причин среди современного населения. Смертность от случайных причин — катастроф, травм, пожаров, наводнений, утоплений и т. п.— могла быть основной в коллективах древних людей. Анализ 22 547 случаев подобных видов смертей в современной популяции показывает резкое преобладание мужской смертности над женской, при совпадении характера возрастных распределений в разнополых выборках. Очевидно, анализ половой структуры палеопопуляций, реконструируемой по остеологическим данным, остается пока еще мало проработанной темой.

Корректирование возрастных диагностик, данных на основании анатомических, физиологических и палеопатологических критериев, в будущем, наверное, позволит с большей уверенностью утверждать о наличии резких структурных отличий древних популяций от современных. Систематического занижения возраста у древних людей при использовании многофакторного метода определения, по-видимому, не происходит, и резкие демографические отличия палеопопуляций от современных групп — реальный факт, а не ошибка метода.

Апологией использования современных методов половозрастной диагностики для палеодемографии, в противовес скептическим утверждениям Ж.-П. Боке-Аппеля и К. Массе, является работа Д. Грина и др. На основании ряда примеров использования показателей скелетных серий делается вывод о возможности моделирования демографической структуры палеопопуляций на основе остеологических данных. Напротив, в работе Т. Моллесона утверждается принципиальная невозможность восстановления прижизненной структуры палеопопуляций на основании только показателей смертности, пусть даже корректно определенных. Однако при внимательном прочтении работы создается впечатление, что автор не вполне осознает модельность реконструкций, производимых в палеодемографии, когда утверждает очевидную для всех истину о том, что возрастная структура живых представителей палеопопуляций не соответствует возрастной структуре смертности в палеопопуляций. Как очевидно из ряда указанных выше обзорных исследований, а также из процитированных разработок частных методов, возрастная характеристика смертности в палеопопуляций никем не соотносится с представительностью возрастных классов в «живом» населении. Поэтому думается, что скептицизм данного автора — несколько абстрактного свойства.

Качеству палеоантропологических данных посвящен ряд работ, анализирующих представительность скелетных серий в связи с дифференциальной сохранностью материалов. Так, тщательный анализ представленности скелетных материалов по полу и возрасту в скелетной серии в сравнении с синхронными записями регистрации смертей на том же кладбище позволил Ф. Уолкеру и др. сделать вывод о несоответствии смертности в скелетной серии реальной структуре смертности. В скелетной серии практически отсутствовали слабокальцинированные останки детей и стариков, тогда как представительность молодых взрослых индивидов была наилучшей. Кстати, представительность мужских и женских костяков была практически адекватна реальной половой структуре смертности, поэтому здесь ошибок возникнуть -не могло.

В то же время в работе К. Ланфир результаты аналогичного сравнения показателей скелетной серии и актов регистрации смертей дали вполне обнадеживающий результат. По-видимому, в каждом индивидуальном случае необходимо более досконально анализировать диагенетические процессы в связи с почвенными и прочими иными условиями захоронения.

К аналогичному заключению о полной сопоставимости возрастных распределений в актах записи о смертях и при палеоантродологнческих определениях в соответствующей остеологической серии приходят канадские авторы. Они же указывают на совпадение пропорций числа неполовозрелых и взрослых индивидов в «скелетной» и «реальной» выборках, на идентичность соотношений числа разнополых индивидов. Правда, не совсем понятным представляется замечание авторов об обнаруженных при анализе актов регистрации смертей «хронологических» отклонениях показателей реальной популяции от остеологической выборки. Объяснений по поводу «хронологических» отклонений не дается, поэтому сомнения относительно правомерности определения остеологической серии как выборки из реальной популяции повисают в воздухе.

Попытки разработать методики устранения очевидных дефектов половозрастного распределения предпринимались неоднократно. Основным дефектом подобного рода является недостаточная представительность детской части выборки. На русском языке эта проблематика довольно подробно освещена в статье Г. П. Романовой, где дана краткая сводка основных зарубежных исследований на эту тему за период до 70-х годов. Указываются, в частности, нормативные границы соотношений детских и взрослых возрастов в сериях, соотношений младенческих и детских возрастов в части выборки, представленной неполовозрелыми индивидами, приводится сводная таблица встречаемости детских материалов в сериях различных эпох с разных территорий. Сама автор, столкнувшись с проблемой явно недостаточной представительности детской части выборки, решает ее за счет моделирования двух различных видов палеопопуляции. Автор предполагает возможность существования в эпоху ранней бронзы на территории современного Ставрополья двух вариантов палеопопуляции: с 10%-ной и с 30%-ной младенческой смертностью. Анализируя полученные в таблицах дожития параметры, воспроизводя варианты численности населения, автор обсуждает модель биологического статуса населения периода ранней бронзы, логически не противоречащую археологическим и этнографическим реалиям.

Принципиально другим вариантом «подгонки» распределения возраста смерти под логически непротиворечивую модель является соотнесение возрастных распределений смертности, полученных при анализе палеоантропологических данных, со стандартными демографическими моделями, известными из работ по современному населению. Подобное моделирование («подгонка») характеристик смертности одной из популяций древних охотников-собирателей Американского континента под тождественные современные модели (Яномама и (Кунг) дало обнадеживающий результат. Оказывается, таким образом возможно воспроизвести не только вполне достоверную картину возрастного распределения смертности в палеопопуляции, но и на основе параметров современных популяций реконструировать показатели рождаемости и скорости роста палеопопуляции.

Еще одним вариантом восстановления «реальной» возрастной структуры смертности в палеопопуляции является подход, учитывающий при воспроизведении недостающей части возрастных распределений пропорциональный состав распределения смертности во взрослой части выборки. Взрослая часть выборки, как правило, имеет лучшую сохранность, нежели детская, поэтому половозрастной состав взрослого населения иногда позволяет достаточно достоверно реконструировать или хотя бы контролировать адекватность воспроизведения детской смертности в палеопопуляции. Соотношения скоростей рождаемости и вымирания в палеопопуляции позволяет оценивать качество выборочных данных. Так, на изъян, образованный явным «недостатком» старших возрастов в палеопопуляции, анализированной в 1977 г. Лавджоем и др., укалывает Н. Хоуэлл, подчеркивая, что при таком большом числе детских и юношеских индивидов и при явном недостатке представителей зрелого и старшего возраста такую популяцию просто некому было бы «содержать».

Тщательный анализ пропорционального состава возрастных категорий умерших в архаичной палеопопуляции охотников-собирателей Карл стон Эннис позволил Р. Менсфорту обосновать достоверность утверждений о наличии достаточно высокой пропорции индивидов, доживавших до весьма преклонного возраста (9% населения Карл стон Эннис доживало до возраста старше 50 лет), что идет вразрез с общепринятым мнением об архаических палеопопуляциях, в которых в обязательном порядке недостаточно представлена когорта старшего возраста.

Изучение возрастной структуры пирамиды смертности, на мой взгляд, позволяет избежать ошибок, связанных с распространенным априорным принятием на веру «нормативов» детской смертности в палеопопуляциях. Довольно часто в литературе можно встретить мнение, что детская смертность не может быть ниже, скажем, 40%. Однако нельзя не обратить внимание на ряд работ, критикующих подобные суждения. Так, показатели ожидаемой продолжительности жизни при рождении, колеблющиеся от 11 до 32 лет (в большинстве случаев меньше 20 лет), вычисленные на основании априорного допущения о высокой детской смертности в славянских палеопопуляциях с территории бывш. Чехословакии, не соответствуют критериям «реальных» палеопопуляций. В данном случае автор приводит ряд доводов в подтверждение вывода о реальности факта низкой детской смертности, обосновывая его, в частности, утверждением о возможности продолжительного периода грудного вскармливания в средневековых славянских поселениях с территории Чехословакии.

Как уже было отмечено, анализ возрастной структуры пирамиды смертности в вышеперечисленных работах соотносится с воспроизведением коэффициентов рождаемости и вымирания в палеопопуляциях, т. е. с анализом скорости роста палеопопуляций и неизбежно с моделированием уже не стационарной, а стабильной палеопопуляций. Указанные работы Дж. Милнера и др. и Р. Менсфорта, помимо всего прочего, разрабатывают проблему воспроизведения скорости роста/убыли палеопопуляций.

В литературе эта проблема имеет многостороннее освещение. Возможны различные варианты «вычисления» коэффициента роста/убыли палеопопуляций. Во-первых, вариант, исходящий, подобно приведенным выше примерам, из возрастной структуры смертности. Во-вторых, вариант, учитывающий «начальную» и «конечную» численности палеопопуляций на протяжении известного промежутка времени. Так, например, вариант проверки адекватности реконструируемых палеодемографических параметров коэффициенту роста палеопопуляций маори на протяжении 1000 лет, вычисленному на основании сопоставления начальной и финальной численностей популяции маори, позволил скорректировать некоторые демографические параметры палеопопуляций маори.

Третьим направлением, разрабатываемым в исследованиях стабильных палеопопуляций, является математическое моделирование. Это направление активно разрабатывается исследователями из США, откуда поступает большая часть работ данного направления.



Проверка тождественности демографических параметров палеопопуляций одной из демографических моделей современного населения может проводиться на основе математико-статистического сравнения большого числа современных групп. В качестве сводки за основу берется, как правило, фундаментальный труд П. Коул и А. Демени, включающий четыре региональных серии стандартных таблиц дожития (северные, южные, западные и восточные), различающиеся по показателям скоростей роста популяций и по основным эталонным демографическим характеристикам. Примером исследования подобного рода может быть работа Р. Пэйна. Автор использовал демографические параметры (скорости рождаемости, скорости смертности, возраст смерти, скорость роста популяции и т. п.) эталонных западных таблиц дожития (для популяций развивающихся стран) из работы для составления модельной таблицы дожития, параметры которой он сравнивал (методом X2) с соответствующими параметрами трех палеопопуляций, известных по литературе. В данном случае предметом обсуждения являлась степень соответствия палеопопуляций «эталону». При совпадении параметров эмпирической и «эталонной» палеопопуляций все характеристики, полученные теоретически из таблиц (скорость рождаемости, скорость смертности, скорость роста и т. д.), присваиваются палеопопуляций.

Математическое моделирование стабильных палеопопуляций может производиться на основе разработки конкурирующих с таблицами дожития моделей, описывающих демографическую динамику палеопопуляций. Примером такой работы может быть математическая модель риска смертности, составленная на основе пяти параметров. Как считает автор, преимущество предлагаемой им модели перед таблицами дожития состоит в том, что нет необходимости учета возрастной структуры смертности, что дает возможность исследовать механизмы смертности в небольших по численности популяциях. Недостатком подобных моделей является излишнее математическое абстрагирование от эмпирических данных и требование учета таких характеристик смертности, которые не имеют конкретного воплощения в палеопопуляциях.

Показателем, вызывающим наибольшие затруднения в палеодемографических реконструкциях, является скорость рождаемости. А именно из разницы скоростей рождаемости и смертности восстанавливается коэффициент прироста убыли палеопопуляций. Большое число современных исследований стабильных палеопопуляций посвящено реконструкциям показателя рождаемости (или фертильности). Математическое моделирование позволяет разрабатывать подходы к реконструкции показателя рождаемости из показателя среднего возраста смерти, подбирать статистические тесты для сравнения возрастноспецифической фертильности женщин.

Попытки восстановления динамики демографических показателей в палеопопуляций по остеологическим данным в современной палеодемографии касаются не только математического моделирования, но и непосредственных" определений ряда динамических показателей, например фертильности.

Так, с конца 70-х годов ряд авторов неоднократно принимался за разработку методики прямой оценки фертильности женщин в палеопопуляций по степени морфологических изменений тазовых костей. В ряде работ было показано, что в процессе беременности, видимо, в силу гормональных изменений на тазовых костях женщин (так же, впрочем, как и на тазовых костях самок млекопитающих) остаются своеобразные «метки» (последнюю сводку по человеку и животным). Некоторые авторы, шкалируя степень развития таких «меток», предлагают методики «вычисления» количества родов у женщин. Наиболее популярной стала методика X. Улльриха, оценивающая степень развития ямок и бугорков на дорзальной поверхности лобковой кости. Тот же автор недавно предложил оценивать фертильность женщин по характеру травматических повреждений лобковых костей. Несмотря на неудовлетворительные в целом результаты применения подобных методик, в литературе время от времени встречаются попытки их применения с последующим использованием результатов для реконструкции палеодемографических параметров, что вызывает вполне справедливую критику.

Нельзя сказать, что этими разработками исчерпываются современные пале-одемографические исследования. Автором данного обзора выбрано очень небольшое число примеров, кратко характеризующих суть поисковых работ к развитию методических подходов в современной палеодемографии. Однако уже сейчас очевиден перенос акцентов с исследований стационарных палеопопуляций на активную деятельность в области разработки моделей стабильных палеопопуляций. Этот переход отнюдь не случаен. Стационарная модель, безусловно, удобна и проста, и большая часть авторов, работающих с палеодемографическими данными, пользуется именно ею. Однако стабильная модель ближе к реальности, нежели стационарная. Наверное, именно этим определяется повышенный интерес части палеодемографов к стабильной модели палеопопуляций. Как следует из цитированных выше работ, единой методики оценки параметров стабильной палеопопуляций пока нет: каждый автор выбирает оптимальный, на его взгляд, способ оценки — от анализа возрастной пирамиды и «лодтонки» под современные демографические образцы до абстрактного математического моделирования. Однако магистралъный путь развития современной палеодемографии связан именно с разработкой концепции стабильной палеопопуляции. Остается надеяться, что в будущем оформление единого подхода к анализу стабильных палеопопуляции станет той самой точкой опоры, которая позволит перейти от модельных палеодемографических реконструкций к объективной оценке реальной динамики демог-рафических процессов в популяциях древнего населения.