О казармах и медиках

От старинных названий в этом районе Москвы веет чем-то былинным: Хамовники, Остоженка, Девичье Поле... Когда-то это была окраина столицы, огороженная естественной преградой — изгибом Москвы-реки. В XX веке район капитально перестроили, и он утратил прежнее очарование, но и сейчас в нем остались и красивые храмы, и исторические памятные места. Комсомольский проспект, на котором ныне стоит церковь Николая Чудотворца в Хамовниках, начинается от Остоженки. Остоженка — классический пример того, как две «лихие» реконструкции (в данном случае, социалистическая и неокапиталистическая) способны фактически уничтожить некогда фактурную, интересную историческую улицу. В советскую эпоху она попала в зону грандиозной «стройки века» — первой линии Московского метрополитена, красной ветки, той самой, «от Сокольников до Парка на метро». Часть «до Парка» пролегла аккурат под Остоженкой и строилась открытым способом. В жертву Метро-строю принесли не только старинные, XVII века, церкви Воскресения Словущего и Успения (на их месте поныне скверы, занимаемые лишь клумбами). Утрачено было само имя улицы — в 1935 году Остоженка стала Метростроевской. Правда, историческое название вернули еще в советское время — в 1986 году.

Возрождение,

НО НЕ ВОССТАНОВЛЕНИЕ

В наследство от советской эпохи Остоженка получила изуродованные и погибшие церкви, снесенный практически полностью Зачатьевский монастырь, надстроенные старинные дома и выросшие на месте уничтоженных зданий многоэтажные коробчатые вставки. Впрочем, уцелел спрятавшийся в переулках храм Ильи Обыденного, уцелели памятники гражданской архитектуры — Остоженка-Метростроевская, вместе с Пречистенкой-Кропоткинской, считалась заповедной зоной Москвы. Распорядиться полученным наследством новая власть не то чтобы не сумела, а просто не пожелала. Градостроители 1990—2000-х годов предпочли устроить из Остоженки московскую «золотую милю». В считанные годы в заповедной (теперь уже, наверное, бывшей заповедной) зоне выросли евро-новостройки; старые дома, «приватизированные» новыми хозяевами, подвергли архитектурной вивисекции, известной в профессиональных кругах как «реставрация методом реконструкции». Новые «элитные» (и откуда только взялось это слово?) многоэтажки, знаменитые баснословной даже по меркам самых дорогих городов мира стоимостью жилья, подмяли под себя узкую улицу. От старины остались (и то местами) лишь фасады, «заремонтированные» так, что строения XIX—XX веков кажутся теперь безвкусным новоделом. Внутри же этих домов не сохранилось ничего от того времени, когда возводили их стены. Участи такой «реконструкции» не избежал даже Зачатьевский монастырь.



Когда-то в центре обители возвышался массивный собор Рождества Пресвятой Богородицы с приделом в честь Зачатия праведной Анны. Смотрелся он довольно экзотически; необычность храму сообщало исполнение в духе псевдоготики, в которой с той или иной степенью смелости экспериментировали отечественные зодчие на рубеже XVIII—XIX веков. Обычно псевдоготика свойственна романтическому направлению в архитектуре; в Рождество-Богородиц-ком же соборе она придала сооружению монументальность. Мощный подкупольный восьмерик с четырьмя «ужатыми» гранями — почти куб — обрамляли четыре башенки, перекликавшиеся с колокольней.

В 1925 году в Зачатьевском монастыре отслужил свою последнюю службу Патриарх Тихон, а через два года обитель закрыли, на некоторое время превратив в тюрьму. Приговор памятникам архитектуры вынесли в 1934 году. Собор с колокольней уничтожили, с Духовской больничной церкви сняли верх, надвратный Спасский храм устоял. На освободившемся месте выстроили школьное здание. В новейшее время монастырь, получивший статус ставропигиальной обители, начал восстанавливаться. Заново возвели купол Духовской церкви, но когда очередь дошла до собора, выяснилось, что возрождать его в прежнем виде не будут. Не понравилось, очевидно, «нерусское» готическое исполнение, которое сочли неподходящим для ставропигиального монастыря. На месте уничтоженного большевиками старого храма к 2010 году выстроили совершенный новодел, впрочем, неплохо «закамуфлированный» под старинные русские церкви, с закомарами, кокошниками и массивными луковицами глав. Получилось даже и неплохо, за исключением того, что памятник архитектуры — это памятник архитектуры, и, наверное, собор все же заслуживал того, чтобы его восстановили в прежних формах.

У СТАРОЙ ГРАНИЦЫ Москвы Впереди уже шумит Крымская площадь. Здесь, в конце Остоженки, уцелело несколько примечательных старинных зданий — таких, как бывший дом П. Д. Еропкина. Этот московский губернатор известен тем, что в самом начале своей губернаторской карьеры подавил «чумной бунт» 1771 года. Большое классическое здание с представительной колоннадой — ровесник тех событий. В 1806 году сюда переехало Московское Императорское коммерческое училище. В советские годы его сменил в качестве хозяина Институт иностранных языков имени Мориса Тореза, ныне — Московский лингвистический университет (МГЛУ).



Напротив — так называемый «Дом Муму», который с 1839 по 1850 год снимала мать И. С. Тургенева. Именно здесь писатель создал свою повесть, которая сделала его известным даже среди младших школьников. От дома осталась лишь внешняя оболочка, интерьеры перестроены, но, по крайней мере, снаружи это — замечательный образец так называемой «послепожарной» деревянной застройки Москвы. Что до литературной известности, то и особняк, и его хозяйка описаны в тургеневском произведении, как, впрочем, и Крымский брод, где Герасим утопил свою собаку.

Мы как раз приближаемся к этому месту. Только сейчас это не брод, а мост. Название, естественно, напоминает о набегах неистовых крымчаков. Первый стационарный мост в начале Калужской дороги появился в 1789 году и был деревянным. К 1870-м годам он пришел в ветхость, и его перестроили в металле. Это была весьма своеобразная конструкция: низкая арка, каркас, представлявший собой сплошное переплетение балок и ферм, декоративные башенки. В ходе реконструкции Москвы в 1930-е годы мост сначала «сдвинули» ниже по течению, а затем разобрали. Это, впрочем, как раз из тех случаев, когда новое оказалось как минимум не хуже старого. Новый Крымский мост, возведенный в 1938 году архитектором А. Власовым и инженером Б. Константиновым, на момент постройки входил в число крупнейших в Европе цепных мостов (на него ушло десять тысяч тонн металла). Можно допустить, что грандиозная конструкция несколько диссонирует с панорамой Москвы-реки в сторону Кремля, но нельзя не признать, что узнаваемый, кажущийся таким легким силуэт «висячего» Крымского моста давно стал одной из визитных карточек столицы.

По нашу, северную, сторону моста Садовое кольцо не сохранило практически ничего исторически ценного, кроме ансамбля провиантских магазинов — то есть складов продовольствия, выстроенных в первой трети XIX века по проекту В. П. Стасова. В этой части Москвы традиционно квартировали военные (сами названия участка Садового кольца — Зубовский бульвар, Зубовская площадь — напоминают о стрельцах полковника Зубова). Пользовались провиантскими магазинами и обитатели Хамовнических казарм, к которым мы уже почти подошли. В 2006 году сюда переехал Музей Москвы.



Хамовнические казармы

Бывшие Хамовнические казармы — это длинный, растянувшийся почти на полкилометра комплекс сооружений, раскинувшийся по обе стороны нынешнего Комсомольского проспекта (в прошлом тут располагался Хамовнический плац). Ныне на проспект выходит северная часть комплекса, а южная — с гауптвахтой, конюшнями и манежем — оказалась во дворах, скрытая типовыми многоэтажками советской эпохи (когда по всей Москве с целью расширения проезжих частей сносили исторические здания, армейский плац, напротив, оказался слишком широким). С улицы привлекает внимание лишь «Шефский дом» (Комсомольский проспект, 13) — перестроенные палаты, в которых были устроены офицерские квартиры.

Комплекс строился в три этапа: в 1807—1809 годах, в 1830—1840-х годах и в 1876 году.

Во второй половине XIX века в Хамовниках размещался 1-й гусарский Сумской полк, сформированный из украинских казаков. Шефствовал над полком наследный принц

Датский. «Сумцы удалые», как их называли, отличились во время русско-турецких войн (тогда они в непривычном для себя пешем строю брали Перекоп), переходили с Суворовым через Альпы, бились под Прейсиш-Эйлау и у Багратионовых флешей на Бородинском поле, где разгромили французских кирасир. Отметим, что для легкой кавалерии одержать убедительную победу над тяжелой — достижение незаурядное.

После революции 1917 года Сумской полк, как, впрочем, и все полки императорской армии, был упразднен, но вскоре возродился в составе Добровольческой армии. Сумцы воевали на южных фронтах — в частности, защищали от большевиков Крым, который за 150 лет до того брали...

Но в начале XX столетия в Хамовнических казармах квартировали уже другие части — не менее прославленные. Это — 3-й гренадерский Перновский полк, покрывший себя славой во время русско-шведской войны и Отечественной войны 1812 года, участвовавший в штурме Карса 1877 года, и 4-й гренадерский Несвижский полк, также отличившийся во время русско-турецкой войны 1877—1878 годов.

Хамовнические казармы — исторические казармы Москвы. Они выгодно выделяются в контексте застройки Комсомольского проспекта, определяемой совсем другими зданиями — вообще говоря, сомнительной архитектурной ценности. Внушительные классические колоннады, размах комплекса, недавно полностью восстановленная каланча — все это радует глаз любителя старины.

А, собственно, других исторических строений на Комсомольском и нет. Его пробивали «с нуля», как Новый Арбат.Чем серьезно жалеть (кроме, конечно, современной точечной застройки): до революции тут был довольно-таки захолустный деревянный «частный сектор» с огородами и заливаемыми москворецким половодьем Лужниками. Ныне в Лужниках находится знаменитый спортивный комплекс, а дорога, прежде оканчивавшаяся в полузаболоченной низине, по мосту форсирует Москву-реку и забирается вверх на Воробьевы горы — и дальше на юго-запад. Конечно, в утраченном старом пейзаже было свое очарование. Но город растет, растут его потребности — в том числе, конечно, и в спорткомплексах. И, в общем-то, хорошо, когда новые кварталы вырастают на неосвоенной территории, а не поверх старых.