Немецкий Остфоршунг

Изучение истории Восточной и Юго-Восточной Европы — задача большого гуманистического значения. Оно может содействовать лучшему знакомству немецкого народа с его соседями на Востоке и Юго-Востоке.

Способ подхода к изложению истории этих народов — с симпатией и дружескими чувствами или с позиций националистического превосходства отражает и взгляды автора в целом на демократию и прогресс в собственной стране.

Если К. Маркс в 1856 г. измерял силу и жизнеспособность всех революций, начиная с 1789 г., их отношением к польскому вопросу2 и рассматривал Польшу как их «внешний термометр», то в переносном смысле можно утверждать, что отношение деятелей немецкой науки к нашим славянским соседям, в первую очередь к русскому и польскому народам, было и остается мерилом их прогрессивности и действительного патриотизма.

Немецкие ученые, которые сочувствовали польскому восстанию 30/31 г. и информировали о нем общественность (как, например, Иоганнес Мюллер в полемике с Лейпцигским профессором философии Вильгельмом Кругом или Лейпцигский историк Р. О. Шпациер в изложении истории польского ноябрьского восстания),одновременно выступали против тирании Священного союза, за национальное единство и демократические права немецкого народа. При этом они высоко оценивали освободительную борьбу польского народа. Когда после неудавшейся революции 1818 г. и антидемократического объединения страны сверху «железом и кровью», немецкая буржуазия отбросила мысль о завоевании политической власти и удовлетворилась лишь тем, что оставили ей корона и дворянство, тогда она перестала быть прогрессивным классом, а большинство ее историков превратилось в апологетов прусско-германской экспансионистской политики «Дранг нах Остен». Например, Леопольд фон Ранке, излагая историю немецкого рыцарского ордена, приписывал ему «всемирно-историческую роль» защиты европейской культуры на "европейском востоке". В таком же духе излагало историю большинство немецких ученых позднейших поколений, а также большинство современных историков в Западной Германии. Одновременно всегда были и есть такие историки, которые выступали как друзья восточных соседей Германии, но они оставались в меньшинстве. В 1894 г. Макс Леман в публичном докладе «Пруссия и Польша» в Геттингене высказал следующую мысль: «Польская поговорка: „пока стоит мир — поляк не станет братом немцу" — и тезис новейших политиков, что географические условия приговорили польскую и немецкую нацию к вечной вражде и ненависти — оба эти утверждения не подтверждаются историей»



Объективно в Западной Германии выступают сейчас историки Фриц Фишер и Иммануэль Гейсс. В своих трудах о первой мировой войне они разоблачают антинациональную, враждебную немецкому народу экспансионистскую политику германского империализма. Этих историков нельзя называть остфоршерами. Но и к Ранке и к историкам, жившим позднее (которые оправдывали политику «Дранг нах Остен»), этот термин не подходит. Об остфоршунге как особом направлении исследований, специально занимающемся проблемами Восточной Европы, можно говорить лишь в канун империализма, когда немецкая буржуазия только готовилась к войне за передел мира. Поскольку Восток и Юго-Восток Европы представляли важнейшие направления экспансии германского империализма, исключительное значение придавалось изучению этого пространства — сначала истории, а затем экономики, географии и других научных дисциплин.

При этом представителями нового направления исследования считались лишь те ученые, которые были готовы к полному оправданию экспансии германского империализма на Восток. Важной предпосылкой этой экспансии было поражение всех демократических и прогрессивных сил собственного народа и, в первую очередь, революционных сил рабочего класса. Поэтому остфоршер должен был оправдывать реакционную внутреннюю политику своего государства. В связи с этим антидемократизм и антикоммунизм стали прочной составной частью остфоршунга.

Не случайно, основание первой кафедры восточноевропейской истории при Берлинском университете, положившей начало немецкому остфоршунгу, произошло в 1892 г., т. е. почти сразу же после отставки Бисмарка, чей внешнеполитический курс не совпадал более с экспансионизмом крепнущего немецкого монополистического капитала. Не случайно также, что историк Теодор Шиман, из балтийских немцев, ярый русофоб, стал руководить этой кафедрой. Шиман был специальным советником кайзера по проблемам Восточной Европы во время первой мировой войны и оказывал определенное влияние на германскую восточную политику. Империалистическая немецкая восточная политика, отягченная противоречием между целями и возможностями германского империализма, отличалась крайним авантюризмом и отсутствием реализма. Соответственно и находившийся у нее на службе остфоршунг вступал во все большее противоречие с исторической правдой. В период начала и углубления всеобщего кризиса капитализма враждебность остфоршунга истинной науке становилась все более очевидной. Поэтому его трудно сравнивать, по крайней мере на первом этапе, с изучением восточной Европы в других странах, например в Англии или США.

Таким образом немецкий остфоршунг появился на свет в качестве инструмента реакционной империалистической восточной политики. Результаты обеих мировых войн показали, что она была нереальной и обречена на неудачу. Но, так как после двух мировых войн германский империализм — этот главный виновник их развязывания — не был уничтожен, его восточная политика также продолжает функционировать, становясь после каждого поражения лишь еще более авантюристической и нереальной. В соответствии с этим находящийся у нее на службе остфоршунг все дальше удаляется от истинной науки, неразрывно связанной с человеческим прогрессом. Остфоршеры неизбежно оказывались в конфликте со своей научной совестью, что иногда приводило к полному разрыву с остфоршунгом (например, Отто Хетч, Георг Заке и Эбергард Вольфграмм). Наличие элементов научной добросовестности у остфоршеров зависело, в первую очередь, от их характера и честности, а также от степени классовых и националистических предрассудков. Но было бы неправильно считать их труды только лишь кучей реакционного мусора. Все же стоит отыскивать распыленные в них крупицы научного знания.

Предмет, характер и метод остфоршунга не остаются раз навсегда данными, а изменяются в той же степени, в какой обновляет свои задачи, тактику и направление восточная политика германских монополий, вынужденных более или менее реалистически приспосабливаться к изменяющемуся соотношению сил. В целом периодизация остфоршунга следует за периодизацией германского империализма. Начальный этап остфоршунга относится к 1892 г., к периоду становления германского империализма, и заканчивается с первой мировой войной, с провалом планов германского империализма, связанных с экспансией на Восток. Последующие этапы остфоршунга (с 1918 по 1945 г., с 1945 по 1955 г. и с 1955 г. до настоящего времени) соответствует этапам общего кризиса капитализма после победы Октябрьской социалистической революции в России.



За первые десять лет своего существования остфоршунг занимался лишь историческими дисциплинами, созданием соответствующих кафедр и распространением враждебных России теорий Шимана среди офицерской молодежи прусского генерального штаба и читателей консервативной «Кройццейтунг». С основанием при Берлинском университете «Семинара восточноевропейской истории и краеведения» остфоршунг стал заниматься не только историей. Революция 1905 г. в России вынудила заняться истори номистов, языковедов и литературоведов. С 1911 г. немецкие промышленные и торговые круги активизировали свой интерес к России. Это нашло свое выражение в издании журнала «Оствиртшафт». Создание «Немецкого общества Восточной Европы» за год до начала первой мировой войны отражало поразительно возросший интерес к России. Оно стало образцом организационной структуры для остфоршунга. Последний мог служить восточной политике германских монополий, лишь концентрируя свое внимание на комплексном изучении России.

Насколько далеко зашел в своем служении политике германского империализма остфоршунг, свидетельствует его поспешная готовность, особенно во время первой мировой войны, накинуть покрывало наукообразности на разбойничью политику немецких юнкеров и монополий. Историки, правоведы, экономисты, геологи, географы, демографы, сельские хозяева и многие другие посылали в адрес высших властей свои памятные записки, считая официальную экспансионистскую политику слишком умеренной. Среди многих произведений такого рода укажем лишь на записку Макса Гильдеберта Бёма, который и сегодня активно действует в рядах западно-германского остфоршунга. Бём исследовал кажущиеся возможности, которые якобы открывались после Февральской революции в России, для реализации захватнических планов германского империализма в Прибалтике. При этом он пришел к выводу: «Отказ от расширения территорий на Востоке сегодня более невозможен».

Памятные записки немецких профессоров, посвященные немецкой военной политике, были не только продуктом безудержной фантазии, они полностью соответствовали целям немецких монополий. Недаром фирма Фридриха Круппа основала фонд в 3,7 млн. марок, которь должен был служить осуществлению составленных остфоршерами планов переселения немцев на захваченные территории Восточной Европы. Остфоршеры и непосредственно сотрудничали с военными органами. Так, Шиман подвизался в качестве эксперта по восточным вопросам при Большом генеральном штабе, занимаясь там оценкой агентурных сообщений из России. В них говорилось, например, об отношении общественности прибалтийских провинций к возможному присоединению их к Германии. Чтобы лучше использовать в экономическом отношении разоренные восточные территории, весной 1916 г. в Кёнигсберге был создан «Институт восточно-германской экономики», во главе которого находились пять профессоров. Перед Институтом была поставлена задача «поднять всю экономическую жизнь на Востоке» в связи с тем, «что границы отодвинулись на Восток и новые области сделались доступными для немецкого народного хозяйства».

Из яростного хора аннексионистов в это время выделялись лишь отдельные голоса остфоршеров, которые реалистически оценивали экономический, социальный и военный потенциал России. К их числу можно от-нести лейпцигского проф. Йозефа Парча и берлинского специалиста по истории Восточной Европы Отто Хетча.

Угроза, которую представляла Октябрьская революция для господства империализма, была осознана.сразу не всеми представителями германских господствующих классов. Генерал Эрих Людендорф, оказывавший решающее влияние на немецкую восточную политику, относился к числу тех, кто понимал эту опасность. Он со страхом наблюдал за использованием представителями Советской России мирных переговоров в Брест-Литовске для искусной пропаганды своих идей и за сильным влиянием этих идей на революционное движение в Германии. «Мне было ясно,—писал он,— что большевизм (поддержит его Антанта или нет) остается для нас чрезвычайно опасным врагом, из-за которого нам придется беречь свои вооруженные силы, даже если наступит мир». Грабительский Брест-Ли-товский мир создал, казалось, для германских монополий неограниченные возможности экспуатации сельскохозяйственных и сырьевых запасов Украины, Белоруссии, Польши и прибалтийских государств.

Этим же целям должен был служить и остфоршунг. Президиум «Немецкого общества по изучению России» в феврале 1918 г. принял решение сделать его «центром по сбору материала из революционной России», для чего наладить необходимые связи с компетентными военными и гражданскими инстанциями17. В этом же году для изучения и экономического освоения огромных областей на Востоке был создан первый комплексный институт остфоршунга — Институт Восточной Европы в Бреслау (Вроцлаве), объединивший историков, славистов, экономистов и историков культуры. В числе его основателей были магнаты рейнской и верхнесилезской тяжелой промышленности 18.

Поражение германского империализма в первой мировой войне означало также и банкротство его восточной политики. Однако, сохранив свою экономическую и политическую мощь, германский империализм стал возрождать и свою восточную политику, целью которой было возвратить любыми средствами потерянные позиции на Востоке и осуществить экономическое проникновение в Советскую Россию. Германский империализм стремился также поддержать капиталистические элементы в России и свалить с их помощью социалистический строй. Идеология антикоммунизма и реваншизма должна была служить этим целям. При этом реваншизм выполнял и антикоммунистическую функцию, отвлекая революционно настроенные массы Германии от справедливых требований социального преобразования. Антикоммунизм и реваншизм стали важнейшими идеологическими элементами остфоршунга. Центральную роль в нем играл Бреслауский институт Восточной Европы, открывшийся непосредственно в канун Ноябрьской революции. Из программного заявления его основателей следует, что он должен был заниматься главным образом Польшей, а в перспективе интересоваться также всей Восточной и Юго-Восточной Европой: Белоруссией, Литвой, Украиной, Сербией, Болгарией и Великороссией.



Задачи остфоршунга в период между двумя мировыми войнами были следующими: а) борьба против притягательных идей социализма, которые приобрели особую действенность в период революционного кризиса послевоенных лет и во время мирового экономического кризиса; б) нахождение и распространение аргументов, которые способствовали бы пропаганде ревизии созданных Версальским договором границ на Востоке («культурная почва», «культуртрегерство», «древнее заселение германцами», «право национальных групп» и пр.); в) «научная» разработка программы экспансии германским империализмом в Северо-Восточной, Восточной и Юго-Восточной Европе; для чего использовались все средства, начиная с тщательного анализа выходивших там материалов и кончая политическим и экономическим шпионажем.

Для достижения этих целей в Веймарской республике и в гитлеровском рейхе были расширены и созданы заново многочисленные институты и учреждения остфоршунга. В университетах было введено изучение истории и языков народов Восточной Европы. Между руководящими кадрами институтов остфоршунга и министерствами иностранных дел и экономики установилось тесное сотрудничество. «Всю деятельность Немецкого общества по изучению Восточной Европы,— писал февраля 1931 .г. его долголетний президент Шмидт-Отт тогдашнему министру иностранных дел Курциусу,— я во время своего более чем десятилетнего руководства стремился рассматривать как содействие министерству иностранных дел в его отношениях с Россией».

Восточная политика Веймарской республики, благодаря Раппальскому (1922 г.) и Берлинскому (1926 г.) договорам и долговременному сотрудничеству с Советской Россией, имела и позитивные стороны. Определенная двойственность этой политики отражалась и на остфоршунге и, в частности, на деятельности «Немецкого общества по изучению Восточной Европы».

Достаточно вспомнить лишь о германо-советской неделе историков в 1928 г. в Берлине. Но одновременно с этим ведущие деятели общества пытались оградить его от «опасности большевистской агитации», стремились организовать экономический шпионаж через поддерживавшуюся Круппом сельскохозяйственную концессию ДРУЗАГ на Северном Кавказе. Несколько месяцев спустя после прихода Гитлера к власти общество объявило о своей полной солидарности с внешней и внутренней политикой третьей империи. «Именно уничтожение коммунизма в Германии открыло путь к установлению отношений с Россией, которым более не вредят внутриполитические препятствия»,— так говорилось в одном из его сообщений.

О роли, которая предназначалась немецкому зюдостфоршунгу, говорил министр в кабинете Шейдемана Георг Готейн. Будучи «добровольным» и ревностным сторонником концепции Срединной Европы Фридриха Нау-мана, он в речи перед представителями саксонских промышленных и торговых кругов в декабре 1927 г., посвященной обоснованию необходимости создания Института Срединной Европы, заявил: «В нашем представлении Срединная Европа может быть достигнута лишь по этапам. Первой ступенью могло бы быть хозяйственно-политическое включение Австрии в состав Германии путем постепенной ликвидации таможенных границ между двумя странами. К такому объединению, как это следует из заявления ведущих венгерских политических деятелей, присоединилась бы вскоре и Венгрия. За ними вынуждена была бы последовать почти полностью окруженная этими государствами Чехословакия. Благодаря своей силе эти страны Срединной Европы сделались бы центром притяжения расположенных по соседству с ним государств: Югославии, Болгарии и Румынии. Такое развитие требует тщательного изучения экономических и культурных отношений в среднеевропейских государствах. Лучше всего с этой задачей справился бы научный институт. Он должен в отличие от уже существующих работать над созданием четких контуров хозяйственно-политической программы. Таким образом, его цель в первую очередь сугубо практическая».

Тесная связь между деятельностью остфоршунга и империалистической восточной политикой проявлялась в активном участии ведущих остфоршеров в различных реваншистских организациях. Головная организация реваншистских союзов «Союз охраны пограничных немцев и немцев, проживающих за границей» (Schutzbund fur das Grenz — und Auslands-deutschtum) располагала даже собственным пропагандистским и исследовательским учреждением — «политическим центром». В числе ее руководителей был Макс-Гильдеберт Бём, ныне директор Восточногерманской академии в Люнебурге. С 1920 г. Бём — один из руководителей «Учреждения по национальному вопросу», из которого впоследствии образовался примкнувший к Берлинскому университету «Институт по изучению пограничных и заграничных вопросов» (Institut fur Grenz- und Auslandsstudien). После захвата власти фашистами остфоршеры активно участвуют в пропагандистской работе руководимого Оберлендером «Союза немецкого Востока», для которого они изготовляли так называемые «учебные письма».

Немалую роль сыграл остфоршунг в пропаганде фашистских идей в Германии. В 1932 г. остфоршеры Хейч и Хиллен-Цигфельд сформулировали программу экспансии, которая затем выполнялась нацистами. «Если мы хотим сохранить на Востоке немецкие государственные и национальные границы,— писали они,— то нам следует организовать, опираясь на новый немецкий склад ума, движение на Восток (Ostbewegung). Оно явилось бы предпосылкой для активизации немецкой политики на Востоке с целью упорядочения средней Европы».

Правда, после захвата фашизмом власти в Германии отдельные остфоршеры были уволены, либо по причине их добросовестного отношения к науке и национальной политике (О. Хётч), либо по «расовым основаниям» (Р. Соломон). Но в целом, примкнув к национал-социализму, остфоршунг получил большие возможности для своего развития. В 1935 г. по заданию разведгруппы «Силезия» Институт Восточной Европы в Бреслау подготовил доклад о производственных возможностях и потребностях в сырье польской железоделательной и сталеплавильной промышленности в случае войны. В том же году руководитель его экономического отдела, а позднее директор подчиненного СС «Ваннзее института» Ахметели издал приказ, в котором говорилось: «Важнейшая задача объективного изучения экономики России состоит в отказе от использования лишь официальных, по большей части слишком общих статистических данных. Необходимо проникать в советский хозяйственный организм и изучать посредством индуктивного метода его внутреннее состояние, функционирование и эффективность». Это были уже прямые директивы к шпионажу.

Руководимый Оберлендером Институт восточноевропейской экономики должен был заниматься Прибалтийскими государствами и Польшей. Судетонемецкий фашист и нацистский агент Конрад Генлейн рекомендовал создать при Лейпцигском университете «отделение по германизму в Средней и Юго-Восточной Европе». Он в следующих словах обрисовал задачи этого отделения: «Следить за экономикой и политическим положением в Судетской области и представлять в форме докладов добытые сведения правительственным учреждениям».

Когда в ноябре 1960 г. собрались в Москве представители коммунистических и рабочих партий, они смогли констатировать, «что теперь не только в Советском Союзе, но и в других социалистических странах ликвидированы социально-экономические возможности реставрации капитализма». В заявлении этого Совещания говорится о новом этапе всеобщего кризиса капитализма, который был вызван уже не мировыми войнами, а успешной политикой мирного сосуществования. Одновременно Московское совещание указало на растущую «угрозу делу мира и безопасности народов Европы» со стороны западногерманского империализма и его агрессивных планов, направленных против социалистических стран Европы. В нем говорится, что боннское государство «стало главным врагом мирного сосуществования, разоружения и разрядки напряженности в Европе». Меры по безопасности, предпринятые ГДР 13 августа 1961 г., воспрепятствовали попыткам боннских ультра повторить политику 1956 г. Это обстоятельство вынудило западногерманских политиков искать новые «эластичные» методы для осуществления своих старых целен. Министр иностранных дел ФРГ Шредер в своем интервью по телевидению от 15 апреля 1964 г. провозгласил целью западногерманской политики по отношению к странам Восточной Европы «заботиться о сохранении старых отношении к Западу, содействовать известным к нему в Восточной Европе симпатиям и тем самым воспрепятствовать тому, чтобы эти страны ввиду недостаточного соприкосновения с Западом примыкали к одному лагерю». По мысли Шредера такого рода отношения должны использоваться для «постоянного политико-дипломатического и психологического наступления в интересах права на самоопределение», т. е. для ревизии границ по Одеру — Нейсе.

Дополнением к этой новой форме реваншистской боннской восточной политики «на резиновых подошвах», отличающейся от прежней политики «в подкованных сапогах», внутри остфоршунга служит «советология». Она выражает устремления тон части буржуазии, которая ввиду неудачи политической и экономической агрессии намерена сконцентрировать свои усилия на идеологической диверсии. Эта буржуазия надеется реализовать свои планы в .условиях мирного сосуществования. Одновременно советология свидетельствует о все большем отступлении буржуазной идеологии. «Главная причина возникновения этой науки в том,— пишет один из ведущих западногерманских советологов, философствующий доминиканский патер, проф. Иозеф Бохенский,— что коммунизм не только представляет собой складывающийся национальный фактор в тех странах, где он пришел к власти, но и прежде всего является интернациональным движением с очень своеобразными и, вероятно, даже единственными в своем роде характерными чертами. Он сегодня не только физическая опасность, но и духовный вызов. Не определить своего отношения к коммунизму было бы не только трудно, но и просто невозможно».

Кроме Федеративного института специально советологией занимаются еще следующие учреждения:

В четвертой группе работ, где рассматриваются проблемы коммунизма, национализма и так называемого полицентризма, делаются попытки отыскать трещины в мировой социалистической системе и представить их как закономерность. В качестве сильнейшего доказательства используются различия во взглядах коммунистических партий Советского Союза и Китая. Работы, посвященные этим проблемам, ясно показывают, что империалисты надеются извлечь для себя выгоды из разногласий в международном рабочем движении.

Если выше шла речь об оборонительных тенденциях остфоршунга и, в частности, его новейшей формы — советологии, то это не значит, что как средство влияния на массы он неопасен. Чем труднее приходится империалистическим идеологам, тем рафинированнее и утонченнее становятся применяемые ими средства. Империалистические идеологи хорошо поняли, что между империализмом и социализмом не может быть сосуществования идеологий, хотя они и пытаются использовать этот тезис как средство «размягчения» социалистических стран. Они начали против нас «духовную войну». Один из них даже объявил, что Запад может «избежать мировой войпы или поражения в холодной войне, если добьется того, что Россия, советские люди, коммунистические вожди сами изменят свой образ мыслей». Можно только посмеяться над такими непосильными задачами.Лучшей контрпропагандой было бы изучение, обобщение и популяризация опыта строительства коммунизма и социализма в СССР и других социалистических странах в такой форме, которая была бы понятна читателям из капиталистических стран.Следует также помнить, что есть и остфоршеры, у которых накопление элементов исторической правды и объективности приводит к глубоким качественным изменениям, к коренной переоценке их собственных политических взглядов. К числу таких остфоршеров, на наш взгляд, принадлежит профессор западноберлинского университета д-р Вальтер Медер, который в октябре 1963 г. выступил на семинаре в Дортмунде за признание границы по Одеру — Нейсе, как предпосылки для установления мирных отношений между Германией и Польшей. Тем самым Медер по сути дела перестал быть остфоршером. Помогать таким людям увидеть истину — одна из важнейших задач борьбы против западногерманского остфоршунга .