Экстремальный Петербург - Геолого-сейсмические откровения
в обломовских местах

«Жизнь менялась в своих явлениях с такой медленной постепенностью, с какой происходят геологические видоизменения нашей планеты»

И.А. Гончаров

Этот очерк - своего рода небольшая прогулка по местам любимого города («где родился, там пригодился»). Мест немного, большая часть из них ничем выдающимся - ансамблями, памятниками, жизнью известных петербуржцев и историческими событиями - не отмечены. Уж сообразите сами, есть ли толк и польза в этих баснословных откровениях. Только сразу предупредить надо - чтение не для обломовых.

Так почему Обломов?

«Покоен и равнодушен ко всему на свете, а буря - там как себе хочет...»

При прогулках по городу, натурных или виртуальных, да еще по местам памятным, значимым в истории и культуре человек всегда испытывает чистую радость, просветление и некую сопричастность. Но Обломов тут причем? Он-то никаким краешком ко всему великолепию Петербурга и величественности северной столицы не причастен. Мы с вами попробуем заглянуть под землю, под деревянные тротуары, пыльные немощеные улицы, а потом и под брусчатку, под вековые песчано-гравийные подсыпки и наслоенный асфальт. Разве что под... яковлевские (уж и фамилия бывшего мэра забывается) мраморные плитки на Невском, блестящие и скользкие, не заглянем.

Так случилось, что самое удивительное, неожиданное и в своем роде замечательное, вплоть до того, что должно было бы стать памятниками природы и украсить Петербург как небывалое природное наследие, - да кто же позволит? - все это обнаружилось там, где прожил бесцветно, а однажды — переживал бурю чувств Илья Ильич Обломов. Так что невольно пойдем по его следам, как они намечены в романе И.А. Гончарова.

Раз уж так случилось - бывают же шутки судьбы: он, ведь, «чертя узор своей жизни», никогда никуда не стремился, - отдадим вначале несколько строчек самому Обломову.

Иван Александрович Гончаров знакомит нас с Ильей Ильичем в бытность его еще на Гороховой, в центре города, откуда, впрочем, идти даже до Невского ему было совсем ни к чему. Но силой обстоятельств, а, как известно, такими людьми обстоятельства управляют беспрепятственно, оказался отшельник от Невского весьма далече и не где-нибудь, а на Выборгской стороне. Нет, это вовсе не нынешняя Выборгская сторона или Выборгское шоссе, и даже не правобережье Невы. 150 лет тому назад это дачная окраина Петербурга: деревянные тротуары, кочковатые пыльные улицы, немощеные переулки, пустыри, невзрачные домишки, ограды, садики, курятники, и заборы, заборы с крапивой подле них. По главной, едва ли не единственной, улице мужички с топорами за поясом ходили в ближний сосновый лес, а зимой, сказывали, оттуда захаживали волки.

Окраина получила название «Пески». И это «в глуши лесов и топи блат»? Нет. Вот уж здесь явно не болота и даже не глинистый грунт. Илье Ильичу, положим, вполне безразлично было, какой здесь грунт. Но нас не может не насторожить: пески у болотистых берегов реки? А Нева-то в двух шагах, со второго этажа (тогда 2-й этаж - редкость) видна, да за рыбой «в тоню» мужикам ходить рядом. На ранних картах Петербурга «тоня» еще видна, а сто лет уж, как засыпана. Рядом - Смольная церковь, напротив - Охта. До Петербурга в коляске - часа три.



«Пески» - земля переворотов

«А если Нева вся вдруг утечет в море, а если лодка перевернется, а если Морская и наш дом провалятся ? - насмехалась Ольга»

«Пески»? Почему вдруг среди болот? Откуда взялись? Не ветром же на взгорок надуло. Сухое, возвышенное место, над Невой и Финским заливом

6-8 метров, никакие невские наводнения сюда никогда не достигают. Построили Рождественскую церковь, вот и улицы стали Рождественские, да и гряда - тоже Лиговско-Рождественская. Ныне здесь Литовский и Суворовский проспекты и дюжина улиц, все еще Советских. Ну, гряда и гряда. Сухо - и прекрасно. Но странно: гряда у самой реки, прямо вдоль русла. И вытянута не как дельта, к западу, а меридионально, на невской загогулине. Во всем нижнем отрезке невской долины и в дельте Невы нет таких направлений рельефа и водных потоков. Широтных - немало, северо-западные есть, меридиональных нет. Отчего бы такая аномалия?

Нельзя сказать, чтобы специалисты-геологи вопросами этими не задавались. Ответ, кажется, лежит «на поверхности»: поскольку гряда расположена в тылу Финского морского залива, поперечна его простиранию, да еще сложена песками, это береговой вал бывшего здесь тысячелетия назад моря. Студентам так объяснять легко и безопасно. Вроде, все логично. А с исследователями мыслящими - труднее. Почему прямолинейность, а не вогнутость вокруг бывшего замыкающего залив берега, откуда совершенно неестественно резкие перегибы хода русла, по ширине одинакового? Почему в дельтовой области нет других, параллельных этому валов? А что, разве доказано морское происхождение песков и их поступление с моря, с запада, а не с востока? Каков источник поступления, наконец, -возраст песка? Да и вообще, чем сложена гряда и каково распространение песков вниз по разрезу, по площади гряды и прилегающим местам?

Ответы не на поверхности, точнее, не столько на ней. Нужны скважины. И не обязательно новые: уже к 20-м годам прошлого века известный геолог профессор Лесной Академии С.А. Яковлев собрал все разрезы по дореволюционным скважинам в разных частях города.

По изучении старых скважин имею удовольствие сообщить: Лиговско-Рождественская гряда, по которой миллионы петербуржцев ездили и ездят бессчетное число раз, - это не только форма рельефа, в городе единственная в своем роде. Это еще удивительный слоеный пирог, скорее булка (именно так в Петербурге называют батоны), сверху посыпанная, как у нас водится, мусором или, как прочитаем в благородном словаре инженерной геологии - насыпным грунтом, или - у археологов -еще благороднее: «культурным слоем». Кстати сказать, местами - до двух метров толщины.

Под выразительными отбросами последних столетий, действительно, пески и еще какие. Во-первых, они уходят под уровень Невы, местами до 6 метров, где лежат на знаменитых ленточных глинах, накапливавшихся в огромном пресноводном ледниковом озере, исчезнувшем примерно 10,5 тысяч лет назад. Позже в этой местности разливались более молодые бассейны с меняющимися уровнями. В них в пределах Приневской низменности несли свои воды вместе с песком и илом малые реки пра-Ижора, пра-Тосна, пра-Охта. Наносы этих рек определенно выделяются во всей области, принадлежащей ныне так называемой Невской дельте. Такие мелкозернистые, частью глинистые пески под Петербургом обычны.

Но вот только и именно под Рождественской грядой над ними залегает чужеродный, совсем особый слой, никак не подходящий по всем законам динамической и морской геологии и по принципам гидромеханики к спокойному руслу и низинной при-дельтовой области. Не слой - целая толща, мощностью (то есть высотой колонки) до 4 метров, поднимающаяся до самой вершины гряды. Эта толща не просто ложится на ленточные глины, она «вложена» в них. Это значит, что река врезалась в них и частью вынесла из своего ложа, как, впрочем, и мелкие пески более поздних бассейнов. Если мысленно удалить верхнюю, чужеродную толщу, то никакой гряды не останется — тишь да гладь прибрежно-болотная.



Дело, конечно, не в гряде, точнее, не только в ней. Она лишь выступивший на поверхность зримо и непонятно признак крупного явления, события чрезвычайного, переворотного, полностью переформировавшего бывший глинисто-торфянисто-болотный эстуарий в восточной части будущего Финского залива. Так что же нарушило «постепенность, с какой происходят [по общему убеждению, принятому и И.А. Гончаровым] геологические видоизменения нашей планеты»? Об этом геологу красноречиво повествует та самая экзотическая толща отложений не только в верхних частях Рождественской гряды, но спускающаяся до уровня воды в реке и даже на 20-30 метров ниже. Главное же -ее состав, это не просто пески, какие могли бы быть и в русле и в дельтовой части таких обычных, приятных и ласковых речек, как современные Охта, Тосна, Ижора. Таким речкам даже весной не под силу тащить, да на километры, массы крупнозернистых песков, к тому же с гравием и обломками. Да еще - одноразово, единым выплеском.

Даже могучая Нева, - куда уж водообильная и мощная, - на такие подвиги не способна. Может быть, действительно, море в ярости наводнения или небывалого шторма набросало? Никак нет. Геолог высыпает на стол, или, если хотите, на гряду пригоршню контраргументов. Вот, к примеру. После 7-6 тысяч лет назад море не достигало такого уровня, чтобы морские воды могли наносить обломочный материал на высоту, где теперь его находим. Да и отложения-то не морские, а типично пресноводные, русловые. Материал несся с востока, по Невской «трубе», недаром у Невы совсем не типичное для равнинной реки русло (это прочтете в любом учебном пособии).

Так что же? В сюжете под названием «Рождение Невы» автору уже приходилось писать: это был мощнейший водный вал высотой в добрый десяток метров, да плюс пара десятков метров подводных, вырвавшийся из Ладоги. Он промчался, проскакал в получасье по невской (будущей невской) трубе 70 километров. И на последнем крутом повороте взбросил на него как на препятствие большую часть песчано-каменного груза и дальше, облегченный, помчался с мелкоземными остатками к конечной цели - недалекому, уже распластанному берегу моря. Да-да, туда, где еще совсем недавно - ну что какие-то триста лет для «геологических видоизменений» - «стоял он, дум великих полн, и вдаль глядел». Естественно, глядел на запад. Мы же теперь принуждены глядеть на восток и север. Во всяком случае, знающие геологи обречены видеть. Переворот земно-водный, катастрофа (неолитическая — точно), изменившая все и вся вокруг. В сущности говоря, предопределившая, где быть Петербургу.

Обломов, можно ничуть не сомневаться, не поверил бы, ему ведь: «а буря как там себе хочет». А вот Штольц, образованный, здраво и практически, по-деловому мысливший, пожалуй, проникся бы. И даже что-либо рациональное предложил.

Катастрофическая волна из Ладожского озера - это поразительно, трудно воспринимаемо. Но это далеко не все о Петербурге экстремальном, все еще почти незнаемом.

Ах, Летний Сад, ах...

«...а землетрясений, как на грех, в Петербурге не бывает».

Житье Ильи Ильича утекало месяцами и годами в сугубо домашней, однообразной обстановке. Но однажды... равнодушно-унылая череда дней не просто прервалась, жизненный покой не только нарушился - он взорвался. Чуть ли не ежедневно - в город, три часа на колесах и блаженство, трепет свиданий. На самом пике вулканического взрыва чувств - свидание в Летнем саду. Осень, яркие листья на земле, безлюдье, укромная аллея...

К сюжету, вроде бы, ну, никак не относится. Еще пару лет назад, мимоходом поминая Обломова на Песках в очерке «Рождение Невы», об этой сцене я бы никоим образом не вспомнил, не обратился бы снова к роману. Но вот в 2010 году получаю от петербургского коллеги, знающего мои профессиональные интересы и возможности, несколько фотографий. Археологический раскоп в Летнем саду. На фото нечто совершенно невообразимое, необъяснимое - для Летнего сада. Но очень знакомое по другим, далеким и не очень районам. Но чтобы в центре Петербурга? Такое?

Коллега пишет: археологи в полном недоумении, не могут понять, то ли это искусственные перекопы, то ли следы волнения бывших здесь невских вод, то ли следы взрывов бомб военных лет. Как раз там, где сидели млеющие от взаимности Илья и Ольга.

Тут и я вспыхнул. Необходимо было успокоиться, действовать последовательно, оставаться даже на этой, глубоко взволнованной почве беспристрастным. Еще бы: настоящие сейсмодислокации, в самом сердце Санкт-Петербурга, где за всю 300-летнюю историю не было ни одного землетрясения своего, «доморощенного», не тех что несли колебания из варяг и из греков. Нет, точнее: не было зафиксировано ни одного местного, ощутимого людьми, то есть с интенсивностью 2-3 балла. И на сейсмических картах, понятно, эта зона показана как практически совершенно асейсмичная. А тут сейсмодеформации, и «тянут» они на 5-6 баллов. Неожиданно? Не пугайтесь.

Из-под земли нам ничего не грозит. Во-первых, потому, что землетрясение, которое оставило здесь свое факсимиле, возникло примерно тысячу лет назад. Во-вторых, его очаг располагался не под городом, а далеко от него, где-то на Карельском перешейке или на западных берегах Ладоги. Берега Невы, тогда почти пустынные, располагались на дальней периферии потрясенной области. Но...

Если для города такое событие не имеет сколько-нибудь существенного значения, то, вот, относительно «ООО» этого сказать нельзя никак. В инженерных науках и проектной практике «ООО» - означает «объект особой ответственности». Особой -под Петербургом.

Куда больше! Дальше - «думайте сами, решайте сами».

А сначала хорошо бы ознакомиться с современной (а не сорокалетней давности, когда эти самые «ООО» под тогдашним Ленинградом возводились) специальной литературой и обновленными (или не очень) требованиями и нормами возведения и эксплуатации этих самых объектов особой ответственности.

А пока вернемся к Илье Ильичу и Ольге, мило щебечущим, и кидающим друг на друга взгляды, полные... Илья Ильич отклонил предложение возлюбленной переехать на лодке к противоположному берегу. А мы, давайте-ка, пристанем. Там нас ждет очередной геологический сюрприз.



Островок Заячий

«...там потихоньку осыпается гора, здесь целые века море...»

В те времена берег у Петропавловской крепости лежал совсем пустынный. Ныне в хорошие деньки под ее стенами любят лежать горожане. Нынешние купальщики понятия не имеют, на каком месте отдыхают. Да, даже экскурсоводы не расскажут о том, что на этом месте теперь обнаруживается, причем без археологических раскопок, пока «в голове».

«Заячий» сюжет поставлен не зря в ряд с рассказом о подземных откровениях в Летнему саду. Дело в том, что те загадочные «волны» (фактически сейсмодеформации), откопанные археологами-реставратора ми фонтанов, при детальном исследовании обнаружили несколько особенностей. Они расположились цугом только у северо-западной, ближайшей к Неве, пониженной и более увлаженной части сада. Все шесть или даже восемь «волн» дружно катились в одну сторону. В ядре каждой из них слои были изогнуты и наклонены одинаково и таким образом, что причиной необходимо принять деформационный импульс с северо-запада, от реки, на самом деле - от некого дальнего места на Карельском перешейке, где, кстати, сейсмодеформаций множество и они гораздо мощнее. Там наша группа работала с ними серьезно и результативно. Сюда же, на островок, взгляд упал недавно, по прочтении книги о пред-Петербурге.

Первым островок облюбовал Петр Великий. По завоевании шведской крепости Ниеншанц он первым делом думал об охране рубежа. Обойдя все протоки и острова Невской дельты, Петр нашел, что именно на этом маленьком островке, по-фински Ениса-ри, должен стоять русский форпост, ибо шведские корабли, буде пойдут в невское устье (в чем Петр не сомневался), этого участка никак не минуют. Именно здесь кончалось единое крупное Невское русло, и река разбивалась на многие рукава, образуя многочисленные острова дельтовой равнины. Островок, вроде бы, неприметный, невеликий, невзрачный. Но -особенный.

Вытянут он вдоль главной протоки Невы и от правобережья отделен уж очень узким проливом, даже не проливом, а глубокой канавой, впрочем, естественной. Других подобных сочетаний в дельте не наблюдалось. И как-то необычно эта канава-протока отделена от берегового массива - симметричной дугой. Концы ее направлены к югу, к Неве, не перпендикулярно, а несколько наискосок, навстречу общему течению реки. Гидрология дельты такого не предусматривает.

И совсем «нелогично» выглядели столь узкая протока и столь малый островок в том месте, где единый невский поток, вынырнув из-за крутого поворота, резко менял под прямым углом течение от субширотного, северного, на западное, всей силой ударяясь именно на этот отрезок правобережья. Что-то здесь не так. Река бы прорыла на этом месте широкую протоку в дельтовых наносах без всякого труда. Тут какое-то новообразование, уже после возникновения Невы и ее дельты трехтысячелетней давности. Все указывает одинаково: мы здесь имеем дело с небольшим и молодым оползнем.

Как проверить? Бурить в Петропавловке - кто же разрешит, да и кого я представляю, где найду средства? Выручает все тот же геолог — Сергей Александрович Яковлев. В его энциклопедической книге «Наносы и рельеф Ленинграда» (1926) опубликованы материалы по всем дореволюционным скважинам. Высота островка над морем всего-то 2,5 метра, вода в них уже на глубине 1,7 метра от поверхности. Значит, слои сильно водонасыщены - подходит. Сверху мелкий глинистый песок, а под ним на глубине всего 4,5 метра ленточные глины -тоже подходит. И никакого торфа, как на большей, низменной части невской дельты. И как ориентирован! Тыльной дугой на северо-запад, выпуклым фронтом - на юг, юго-юго-восток. Прямо в сторону Летнего сада на противоположном берегу, по прямой линии всего в 300 метров от него. И линия-то смотрит с северо-запада на юго-восток.

Вот и получается: молодой, энергичный горизонтальный со стороны Карельского перешейка импульс, дойдя до обводненного невского дна и найдя слабые участки (размокшие ленточные глины), поперечные уступы на пути и свободное пространство перед ними, толкнул их походя, один блок по ходу, податливый, столкнул на метр-другой в воду, а второй, уже на противоположном берегу, пытавшийся сопротивляться, смял в гармошку («волнами»), да и помчался дальше, как ни в чем не бывало. Оползень в столь благоприятных условиях вполне отвечает силе толчка 5-6 баллов, больше ему, в воде да на глине, и не нужно.

Но крепость же стоит неколебимо, скажете. Да, потому и стоит, что не колеблет. Островок держится и держит Петропавловку, ждет следующего подходящего момента. Через тысячу лет.

Охта - «и невозможное возможно»

«Ни страшных бурь, ни разрушений не слыхать в том краю...

Наводнение и то редко бывает».

Ну, и под конец об Охте, куда героям И.А. Гончарова попасть не случилось.

Земля начала разверзаться на Охте в 2007 году, когда Александрийский столп передовикам газодобычи показался ничтожным, и они вознамерились выстроить 400-метровую «кукурузину». Что там «великие стройки коммунизма» или «Сталинский план преобразования природы» (а заодно и обывателя). Другой век, другой масштаб.

На высоченном бетонном заборе саженными буквами издали вещала реклама: «И невозможное возможно». Александр Блок, максиму которого приспособили устремившиеся в небывалую высь прожектеры, такого «возможного» в кошмарных снах не видел. Но все же небывалое свершилось: под давлением отечественной общественности и перед угрозой потери городом статуса памятника мирового значения пришлось гордо ретироваться.

Невозможное судорожно пытались сделать возможным героические археологи под руководством Петра Егоровича Сорокина. По масштабу и скорости раскопочных археологических работ на месте будущего котлована в течение двух с лишним лет на Охте свершалось, воистину, невозможное, во всяком случае, в цивилизованном мире. Памятник мирового значения, который должен был стать уникальным открытым музеем, небывалой гордостью Северной столицы, за непроницаемым для нежеланного глаза и ног бетонным укреплением ускоренно уничтожался руками и на глазах ошарашенных археологов. Сюжет очередной драмы нашей культуры, ментальности, борьбы за невозможное вместо необходимого. Но немножко относится и к нашему сюжету из малюсенького возможного.

С помощью знакомых петербуржцев мне удалось поработать на Охте. Как геологу и как специалисту по деформациям естественных отложений под разными воздействиями. Хотите, верьте, хотите, нет, а проверить-то в натуре не удастся: все срыто без остатка руками азиатских гастарбайтеров и под ножами отечественных бульдозеров. Естественно, под «чутким руководством» высоко (и не очень) взлетевших дядей (и тетей), взиравших и действовавших из «высших» интересов собственной башни.

По части нарушений и деформаций слоев по естественным причинам коллегам и мне удалось зафиксировать кое-что фрагментарно, на собственный страх, риск и, естественно, средства. Две главных позиции, к истории до-Петербурга прямо относящихся, впервые документально обнаруженные, равно- и многозначимые (иначе бы и писать не было смысла). Позиции, до сих пор не известные даже научному сообществу, не говоря уже о петербургской публике и изнемогавших в борьбе с «кукурузиной» патриотах и энтузиастах. Кратко, доходчиво, по пунктам.

В раскопах, под горизонтами с массовыми культурными находками неолита и в них фиксированы экзотические слои мощных потоков. Эти слои, без сомнения, свидетельствуют о нескольких внезапных, экстремальной силы потоках, врывавшихся в спокойные воды финской лагуны в период 7-5 тысяч лет назад. То есть, до возникновения реки Невы. Но по силе прорыва мало ей уступавших.

Прорывались они из подпрудных озер в средних течениях рек Тосны и Ижоры, скорее всего, как позже Нева из Ладоги. Прорывы возникали не случайно, а порождались водными возмущениями от мощных местных землетрясений. Для Скандинавии времен после последнего оледенения сильные землетрясения - явление обычное.

Добросовестный читатель вправе потребовать доказательств, свидетельств. Но от кого? От неолитических рыболовов, постоянно обитавших у заливавшихся плавней? Они тысячелетиями молчали, теперь будут молчать на полках археологов их изделия, которые могли немало о чем поведать, пока наглядно (умей видеть) лежали на выброшенных потоками местах. Теперь они заговорят устами археологов, но расскажут о другом, вовсе не о своей драматической судьбе. Придется положиться на специалистов - геолога и палеосейсмолога. Им поведали о «невероятном» выразительные внедрения и нарушения в слоях археологических раскопов. А также принесенные, перемешанные, пришедшие в негодность и рассеянные многочисленные следы прежней деятельности рыболовов и их попытки подправить кое-что после очередного потопа. Известные за последние столетия наводнения с запада - это «цветочки» по сравнению с бурными прорывами с востока.

Вот совершенно новый аспект вниманию палеогеографов и... регионального отделения МЧС. В археологических раскопах на Охте палеосейсмодеформации, специфические смятия отдельных горизонтов и разрывы со смещениями слоев надежно зафиксированы и интерпретированы. Не слишком крупные, но вполне соответствующие событиям 6- и, возможно, 7-балльной интенсивности. И не 7-6 тысячелетней давности, а к нашему времени поближе (будут деньги - будут даты). Вот вам и «полная сейсмическая безопасность» в масштабе тысячелетий, как утверждает (утвержденная Госстроем в 1997 году) Государственная карта сейсмического районирования России.

Красуйся, град Петров, и стой Неколебимо, как Россия,

Да умирится же с тобой И побежденная стихия.

P.S. Дня через три после того, как в электронном варианте рукописи автор поставил точку, из Петербурга приехал давний и добрый коллега. Он привез вместе с документацией серию фотографий с нового археологического раскопа. На них, в разных масштабах и ракурсах, смущало глаза (неспециалистов) и бурно ласкало глаз (специалиста) нарушение горизонтального (как ему полагалось бы по учебникам) слоя молодого торфяника - наклонный разрыв не менее чем на полметра (как ему по законам стратиграфии никак не полагалось). По законам сейсмологии положено принять: тектонический, сейсмотектонический сброс.

Где же? Да как раз там. На Лигов-ско- Рождественской гряде. Ну, разве что не под самым домом, где мирно кончил свои дни Илья Ильич Обломов.